Ариас-Вихиль Марина Альбиновна,

Институт мировой литературы РАН,

старший научный сотрудник,

кандидат филологических наук.

 

Аннотация: В статье рассматривается эволюция отношения Максима Горького, Ромена Роллана и Анри Барбюса к СССР и советской культурной политике в 1920-х и в 1930-х годах

 

Abstract: In article we consider the evolution of the relation of Maxim Gorki, Romain Rolland and Henri Barbusse towards  the USSR and the Soviet cultural politics in the 1920th and in the 1930th

 

Ключевые слова:  международные культурные связи в ХХ веке, французская и советская литературы, идеология.

 

Key words: the international cultural interactions in the XX century, the French and Soviet literatures, ideology

 

Когда после двухлетнего перерыва, связанного с гражданской войной в России, переписка Горького и Роллана возобновилась по инициативе Роллана, между Ролланом и Барбюсом¹ возникла полемика, по поводу которой оба они писали Горькому.

Во Франции после поражения забастовок 1919-1920 гг., и, вместе с ними, революционного движения, большинство политически организованных масс присоединились к III Интернационалу, в то время как большая часть левых интеллигентов, не склонных к ужесточению позиций, составила несогласное меньшинство. Барбюс, во главе группы «Кларте»², последовал за первыми, Роллан, автор «Декларации независимости Духа», оказался на стороне вторых. В «Декларации…» Роллан писал: «Дух не может быть ничьим слугой. Это мы — слуги Духа. Мы чтим одну лишь Истину, свободную, не знающую границ и пределов, не знающую расовых или кастовых предрассудков»³.

Оба движения приветствовали русскую революцию и верили, как писал Роллан, в «необходимость, для эволюции человечества, радикальной трансформации социальной и политической системы в пользу мира труда». Однако Барбюс рассматривал свое действие внутри социалистического движения, a Роллан действовал вне социалистического движения. В своей полемике оба обращаются к Горькому за поддержкой.

Свою цель как писателя-гуманиста Ромен Роллан видит в защите нравственных ценностей в период революции. В марте 1917 года он писал Горькому о том, что «для победы нет слишком дорогой цены»⁴. Однако по мере разрастания революции и «красного террора» Роллан ставит вопрос о пределах революционного насилия, о цене революции. Поводом для этого послужила статья Анри Барбюса под названием «Вторая половина долга. По поводу “ролландизма”», опубликованная в журнале «Кларте» 3 декабря 1921 г. (№ 2, с. 24-28). 20 декабря 1921 г. Роллан пишет Горькому:

 

«Зрелище Революции и ее развития было всегда, во все времена, тяжким испытанием для идеалистов. Революция — это судорога человечества (…) Но самое ужасное случается, когда под влиянием необходимости или в пылу боя руководители приносят в жертву политическим интересам величайшие моральные ценности: человечность, свободу и — высшее благо — истину. Я очень опасаюсь, не происходит ли это на данном этапе русской Революции. Если судить по доходящим до меня слухам, можно сказать с полной уверенностью, что для большинства умов, руководящих русской Революцией (как впрочем, и в остальных странах Европы) все должно быть подчинено «государственным интересам»… Так вот, дорогой. Горький, не надо допускать этого в полной мере. Пусть хоть несколько людей — мы с Вами — останутся неизменными хранителями моральных ценностей. Это необходимо в интересах человечества и самой Революции. Ибо Революция, которая пренебрегает ими, осуждена рано или поздно на нечто худшее, чем поражение, она осуждена на моральный крах. «Победить любой ценой» — гибельная политика для всякой Революции. Ибо принцип любой ценой заранее лишает Революцию наиболее ценного ее оружия — оружия мысли. И если она будет побеждена, она не только проиграет битву, она потеряет все. Давние слова Монтескье: — «Республики основаны на добродетели» — более глубоки, чем это может показаться. Совершенно ясно, что основой Республики может служить лишь истина и чувство святого уважения к человеческой личности. Ибо если Республика опирается только на силу, на xитрость, ложь, всякий другой режим обладает в этом отношении неоспоримыми преимуществами. Все это я только что изложил Барбюсу в ответ на его статью в «Кларте», где он требует от меня и моих друзей мгновенного отказа от всякого «морализирования» ради безоговорочного присоединения perinde ac cadaver⁵ к «святой» доктрине» (ПГР, 23-24).

 

Открытое письмо Роллана Барбюсу появилось в брюссельском журнале «Ар либр» в январе 1922 года. Роллан не соглашается с тем, что революционное насилие лучше любого другого. Его тезис: «Долой всех тиранов!»⁶ Он приводит в письме к Горькому свой ответ Барбюсу, подчеркивая, что узкополитические интересы партии не должны стоять выше «абсолютных понятий» справедливости и добра. Что же касается лозунга «победа любой ценой», то он особенно губителен для революционного движения, так как лишает его всякого морального оправдания. Парадоксальным образом Роллан не замечает, что сами понятия «партия», «революция», которыми он оперирует, исключают возможность утверждения «абсолютных понятий» справедливости и добра. «Партия» (от лат. pars — часть) как выразитель интересов «части» общества направляет свое действие против другой его «части». «Революция» насильственно поворачивает движение общества вспять. Надежда на бескровную революцию, как показывает история, эфемерна. Когда-то большевики-«отзовисты» в лице философа партии А.А. Богданова (Малиновского) пытались представить себе мирный переход к социализму путем добровольного отказа капиталистов от собственности на средства производства под справедливым давлением рабочих масс. Его утопия «Красная звезда» (1908) рисует неизбежность осознания необходимости иного, более справедливого общественного устройства. Однако «организационная наука» Богданова оказалась невостребованной русской революцией, и утопия уступила место кровавой действительности. Утопизм был свойственен и Роллану, который «любил Революцию» (всегда писал это слово с большой буквы), «дело Обновления», но не способ действия борющихся за власть революционеров, несовместимый с моралью.

«Губительные узы прошлого» Роллан не желал заменять «тяжкими новыми узами». Чем тираны завтрашнего дня лучше тиранов прошлого? Этот вопрос Роллан задает Барбюсу и писателям, группирующимся вокруг журнала «Кларте». Ему вторит Горький, замечая, что «в России … о любви к людям теперь не говорят и необходимость этой любви под сильным сомнением. Когда желаешь осчастливить сразу все человечество — человек несколько мешает этой задаче» (ПГР, 47). Ответ Роллана Барбюсу Горький оценил как «превосходный» (ПГР, 26). Он разделял все «любимые» мысли Роллана:

 

«Освободить себя от морали? О, нет, я знаю, к чему это ведет, я вижу это, наблюдая жизнь России. И если б Барбюс с товарищами его видел, к чему ведет этот вид свободы — он закричал бы всем сердцем вместе с Вами «долой всех тиранов» — in tyrannos! Нет, никогда еще слова чести, гуманизма и добра не имели такого значения и веса — какое имеют сегодня — в этот страшный день, грозящий разрушением человека, чья душа выработана веками мучений сердца, страданий мысли» (ПГР, 26).

 

Разрушение человека — главный упрек Горького, с которым он уехал из Советской России. В этом же письме он пишет Роллану о гибели писателя В. Короленко, поэтов А. Блока, Н. Гумилева.

 Анализируя дискуссию Роллана с Барбюсом, Горький повторяет основные положения, высказанные им ранее в цикле статей «Несвоевременные мысли», печатавшемся в газете «Новая жизнь» в 1917-1918 гг. Его идея — привнесение этики в социализм, воспитание этического сознания коммунистов, пролетариата. Поэтому он «не испуган [роллановской] критикой коммунизма» (ПГР, 30) (в открытом письме Барбюсу). Он так же, как и Роллан, считает, что «средства, употребляемые ныне», «ведут в сторону, прямо противоположную цели» (ПГР, 28). Он пишет Роллану: «Необходимость этики в борьбе я пропагандировал с первых дней революции в России. Мне говорили, что это наивно, неосуществимо, даже — вредно» (ПГР, 28). Эти «еретические» мысли Горького, почти дословно совпадающие с «еретическими» мыслями Роллана, и составляют ту основу «ролландизма», против которой выступили Барбюс, а вслед за ним Троцкий и Луначарский. «Я заключаю, — продолжает Горький, — истинных социалистов нет и не может быть до той поры, пока не врастет в сознание этика, сильная, как религия на заре возникновения» (ПГР, 30).

Интересно, что такое единодушие Горького и Роллана некоторые исследователи, в частности, Жан Перюс, называют «недоразумением»⁷. Ведь одновременно Горький поддержал и Барбюса, ратовавшего за активное участие в социальном преобразовании мира и считавшего, что одной «независимости духа» для этого недостаточно. По мнению Перюса, Горькому гораздо ближе позиция Барбюса, чем Роллана, исповедовавшего лозунг «над схваткой». Думается, это «недоразумение» объяснимо. Ведь именно в это время Горький тоже ненадолго оказался «над схваткой» (1921-1924). Смерть В.И. Ленина стала поворотным моментом в отношении Горького к Советской России. В.Ф. Ходасевич вспоминает, что уже с 1925 года начались разговоры о возвращении Горького на родину.

Убеждения «ролландистов» как независимо мыслящих интеллигентов, стоящих «над схваткой» и выступающих против войны, сложились в годы Первой мировой войны. Роллан охарактеризовал ее как «преступную свалку, дающую нам зрелище охваченной безумием Европы, добровольно идущей на костер и собственноручно, как Геркулес, разрывающей себя на части»⁸.

Статья Роллана «Над схваткой», написанная в сентябре 1914 года, дала название одноименному сборнику. Охваченный тревогой за судьбы интеллигенции и культуры Европы, писатель призывал встать «над схваткой», чтобы спасти будущее мира. Он писал:

 

«Дух есть светоч. Наш долг — поднять его выше бурь и рассеять облака, стремящиеся его затмить. Наш долг — обнести стеной, и более обширной, более высокой, которая подымалась бы над несправедливостью и ненавистью народов, этот город, где должны собраться свободные души всего мира, связанные единым братством»⁹.

 

Вокруг Роллана в Женеве объединились молодые литераторы, которые «были его учениками и стали друзьями»10 Среди них — Пьер Жан Жув, Рене Аркос, Шарль Бодуэн. К ним присоединились Жорж Дюамель, Стефан Цвейг и другие. Взгляды «ролландистов» выражал издававшийся в Женеве журнал Анри Гильбо «Демэн» («Demain», «Завтра»), позднее с целью пропаганды идей «ролландизма» Полем Коленом¹¹ в Брюсселе был основан журнал «Ар либр» («Art libre», «Свободное искусство»).

В свою очередь, группа «интеллектуального действия» «Кларте» («Clarté», «Ясность») была основана А. Барбюсом в 1919 г. Вокруг нее сплотились писатели разных политических взглядов, объединенных идеей борьбы за мир и солидарность народов: Георг Брандес, Бернард Шоу, Томас Гарди, Рабиндранат Тагор, Поль Колен, Анатоль Франс, Герберт Уэллс, Эптон Синклер и др. Основные принципы "Кларте" изложены в книге Анри Барбюса "Свет из бездны. К чему стремится группа "Кларте"" (1920). Политической доктриной "Кларте" была, как говорилось в манифесте, идея III Интернационала о создании единого фронта борьбы против милитаризма и захватнических войн. В сущности, как правильно заметил позднее Роллан, «наши тезисы представляли собой две стороны одной и той же монеты. И на обеих этих сторонах, и лицевой, и оборотной, стояла печать революции»¹².

Барбюс настаивал на выполнении «ролландистами» «второй половины долга» — подвергнув беспощадной критике господствующую социальную систему, способствовать осуществлению положительной программы нового строя:

 

«Нам приходится констатировать неожиданно для себя и с болью, что «ролландисты» систематически держатся в стороне от социальных теоретиков и организаторов и отворачиваются от того, что мы по старой терминологии называем позитивной стороной проблемы. Что это — принципиальная антипатия ко всему, что имеет отношение к "политике"? Или нежелание слишком легко выносить твердые суждения и осмелиться сказать о чем-либо конкретном: "Это — истина"? Или — отвращение к некоторым понятиям, в частности, к понятию насилия? Или — надежда, что можно и другими путями излечить и изменить человечество?»¹³ (ПГР, 341).

 

Именно слова Барбюса о насилии сфокусировали суть расхождений в среде левой интеллигенции и послужили поводом к полемике между Ролланом и Барбюсом. Роллан счел слишком легковесным заявление Барбюса и поспешил поправить его:

 

«Неверно думать, будто цель оправдывает средства. Для истинного прогресса средства еще важнее, чем цель (так как цель всегда не полна и очень редко достигнутое изменяет только внешнее общение людей). Средства воспитывают человеческое сознание или в духе справедливости, или в духе насилия. И если в духе насилия, то никакой образ правления не помешает угнетению сильными слабых. Вот почему я считаю, что защищать моральные ценности необходимо, и в период революции — еще больше, чем в обыкновенное время»¹⁴.

 

Проблематика дискуссии конца 1921-1922 гг. с Анри Барбюсом нашла отражение и в творчестве Роллана. «Французский Толстой» («Для меня Роллан уже давно Лев Толстой Франции»¹⁵, — писал Горький) в ранних драмах «Волки», «Дантон», «Торжество разума» эпического цикла «Театр революции» ставил проблемы революционного насилия, опираясь на опыт Французской революции и пытаясь соединить его с утверждением идеалов европейского гуманизма, выраженных  в таком краеугольном документе французской государственности, как «Декларация прав человека и гражданина». В рекомендациях постановщику драмы «Волки» (1898) режиссеру О. М. Люнье-По¹⁶ Роллан подчеркивал, что следует выделять «идеальную часть» произведения, а именно: «революционную веру, патриотическую веру, веру в справедливость». При этом, однако, ни в «Волках», ни в «Дантоне» драматург не отказывается от идеи использования революционного насилия в интересах народа. Роллан называет революционное насилие в «Дантоне» и в письмах «горькой необходимостью». Излюбленная идеологическая формула революций «цель оправдывает средства», оправдывающая насилие, в драме «Дантон» разделяется героем Вадье. Р. Роллан осуждает эту формулу в «Театре революции» и в романе-эссе «Клерамбо». В ранних драмах и в романе «Клерамбо» Р. Роллан поднимает вопрос ценности человеческой жизни, ценности личности, творца новой жизни, предлагая интеллектуальный и нравственный ориентир, однако противоречие между целью и средствами революции остается неразрешимым для Роллана в широком историческом горизонте, так же, как и о вопрос о цене общественного прогресса.

В 1921 г. в своем дневнике Роллан отметил негативную критику романа «Клерамбо» в четырех номерах журнала «Кларте»¹⁷. Р. Роллан записал в дневнике за 16 марта 1921 г. слова Ноэля Гарнье, секретаря редакции «Юманите» («и главной рабочей пружины журнала «Кларте»), сказанные им Жаку Менилю¹⁸:

 

«Как только мы совершим революцию, первое, что нам предстоит сделать — это упрятать Ромена Роллана».

 

В письме от 12 октября 1922 г. Р. Роллан не без доли иронии писал А. М. Горькому:

 

«Нас с Вами строго отчитали наши друзья-коммунисты. Я удостоился этой чести в последнем № «Кларте», в статье, принадлежащей державному перу самого Троцкого, и даже вторично на страницах «Юманите», в то время как Вас раскритиковал какой-то француз под псевдонимом «Парижанин»¹⁹, который утверждает, с ученым видом, будто Вы не знаете русского народа! (Он же, разумеется, знает его! Это восхитительно!) — Люди, свободные духом, как мы с Вами, свободные и преданные истине, всегда одиноки среди людей. Но они не бывают и никогда не будут одиноки в глубине своей души, которая связана с жизнью всего человечества» (ПГР, 45).

 

В октябре 1922 года член Политбюро ЦК КП(б) и председатель Реввоенсовета Троцкий опубликовал в «Кларте» (1922. 1 октября) статью «Драма французского пролетариата» (перепечатана в «Известиях». 1922. 16 мая), которая должна была подвести итоги дискуссии между Роланом и Барбюсом. Троцкому была ближе позиция Барбюса, он обвинял Роллана в антиисторизме, который, по его словам, проявлялся в отрицании революционного насилия, в индивидуализме и морализаторстве. В «Юманите» (7 октября 1922 г.) была напечатана рецензия Троцкого на пьесу Мартине «Ночь», в которой Троцкий резко отрицательно оценил позицию Роллана в полемике с Барбюсом.

Горький в том же 1922 г. опубликовал в издательстве «Всемирная литература» драмы «Театра революции» Р. Роллана, оказавшиеся в центре внимания советских вождей, поспешивших идеологически развенчать «мягкий и даже дряблый гуманизм»²⁰ (Луначарский) Роллана.

А. В. Луначарский в книге «Театр и революция» (1924), назвав драмы Р. Роллана благородными, литературными, изящными, «полными психологической правды», не рекомендовал их к постановке по той причине, что «они до такой степени заражены духом, совершенно противоположным суровому мужеству революции, что многое в них в настоящее время прямо шокировало бы тех, кто хотел бы смотреть на театр, как на источник коммунистической пропаганды»²¹. А. В. Луначарский опасался, как бы драмы Р. Роллана не увеличили количество «гуманистического нытья по поводу жестокости революции», чего не простили бы ему «в момент определения театрами своего репертуара» Л. Д. Троцкий и его сторонники. К тому же Л. Д. Троцкий именно в этот период в своей книге «Литература и Революция» резко выступил против представителей «буржуазного гуманизма» в литературе. Неслучайно А. В. Луначарский в 1926 г. назвал автора «Театра революции» «половинчатым революционером».

В это же время А. В. Луначарский выступил в «Новом мире» с резкой критикой новой драмы Р. Роллана «Игра любви и смерти»²², в которой герой пьесы Карно заявляет: «Я смотрю лишь на цель завязавшейся битвы. Прогресс человечества стоит нескольких пакостей, а если нужно, и преступлений». Позицию Роллана А. В. Луначарский осудил как несоответствующую моменту: «Огромная ошибка Ромэна Роллана заключается в том, что он предвосхищает мораль будущего и хочет ее сделать моралью настоящего. Казалось бы, такое предвосхищение есть благо, но на самом деле это есть великая беда. Иногда это может даже стать бессознательным преступлением»²³. Предыдущее свое выступление в центральных газетах против «преступника» Роллана Луначарский назвал «Современный Дон Кихот».

Основные выводы А. В. Луначарского следующие: драма «в точном смысле слова контрреволюционная», а ее автор — Дон-Кихот. Слова «контрреволюционная» и «Дон-Кихот» в употреблении критика становятся контекстуальными синонимами. Дело в том, что А. В. Луначарский, полностью разделяя мысль Карно о необходимости террора, считает, что не только «отдельные ошибки», но «даже, как правильно говорит Карно, отдельные эксцессы и преступления не заставляют отшатнуться остальных от главного, от той формы войны, которая становится необходимой для революции на известном этапе ее развития». А Р. Роллан стоит на стороне другого персонажа пьесы — революционера и ученого Курвуазье, непоколебимо защищающего в период революционных потрясений моральные и гуманистические ценности.

А. В. Луначарский считает, что Роллан, как в свое время и А. М. Горький, несвоевременно выступил со своим нравственным максимализмом. По мнению критика, Р. Роллан — Дон-Кихот — это человек, «который в силу несвоевременности своего некритического братолюбия становится на самом деле врагом своего идеала, ибо отрицает, портит, саботирует единственные пути, которые на самом деле ведут к победе...»

Луначарский в своем предисловии (1930) к собранию сочинений Роллана так же, как и Горький, сравнивает Роллана с Толстым, но не по творческой мощи, а по убеждениям отрицания насилия и непротивления. «Толстовство» Роллана в восприятии Луначарского и есть пресловутый «ролландизм»: «у них пулеметы, у нас — проповеди»²⁴. Проповеди Толстого и Роллана в момент обостренной борьбы вредны: «в этой плоскости между нами не может быть мира, в этой плоскости между нами и пацифистами всегда будет борьба»²⁵. Таким образом, Луначарский пытается доказать, что Роллан обладает «неполной истиной», так как не хочет признать, что для установления всеобщей гармонии, к которой стремится коммунистическое учение, «надо пройти «через красное море». Луначарский приводит пример В.Г. Короленко, который «весьма напоминает Ромена Роллана»:

 

«Это был правдолюбец, человек чистейшей души и большого гражданского мужества. Это был социалист, мечтавший о гармоничном будущем человечества, и это был вместе с тем гораздо более решительный теоретически-моральньй враг ленинской революции, чем Ромен Роллан (…) Я писал тогда: «Подождите, Владимир Галактионович, Вы не хотите пачкать в рабочей грязи и боевой крови ваши сияющие одежды праведника. Ну что ж — постойте в стороне, подождите, пока мы кончим нашу работу, пока на развалинах старого и на костях погибших врагов и друзей расцветет наш социалистический сад, — тогда мы пригласим вас насладиться его цветами и плодами, и тогда вы, конечно, найдете в себе силу духа не только простить тех, кто был жесток к врагу необходимо — жестокостью и кто вместе с тем жертвовал собой, но и прославите их, как лучших друзей человечества». Нечто подобное можно сказать и Ромэну Роллану»²⁶.

 

Эта пространная и саморазоблачительная сентенция Луначарского идет в разрез с традициями «святой русской литературы» (Т. Манн), которая была нравственным идеалом Роллана, литературы милосердия и сострадания, сокрушающейся о «слезинке ребенка». Позиция наблюдателя, предложенная Луначарским, не могла вызвать одобрение Роллана, который, стремясь быть «над схваткой», считал главным делом писателя нравственный суд над жизнью. Луначарский, разделяющий цель («коммунизм победивших») и путь к цели («коммунизм борющихся», который есть не что иное, как пресловутая «цель, оправдывающая средства») игнорирует закон жизни, сформулированный И.-В. Гете о том, что главное в жизни — сама жизнь, а не результат ее. Р. Роллан не признал правомерность критики А.В. Луначарского. В дневнике в конце 1929 г. он записал:

 

«С одной стороны, Баррер²⁷ Советов пользуется моим именем и пишет предисловие, о чем я его не просил, к русскому изданию моих полных сочинений, а с другой — осмеял меня в статье в «Правде» под заглавием «Современный Дон Кихот» во имя пророка Маркса. Странно видеть, как Маркс становится Кораном этого «вертящегося дервиша»²⁸.

 

Если Л. Толстого Р. Роллан всегда называл «мой Гуру», Учителем с большой буквы, то у «вертящегося дервиша» Луначарского учиться он не собирался. Действительно, Луначарский никак не вуалирует и даже, напротив, педалирует необходимость «красного террора», неизбежность «массовых жестоких мер», «эксцессов», выдвигая печально известный лозунг «лес рубят, щепки летят»²⁹. По пафосу статьи можно подумать, что она пишется в разгар гражданской войны, а не спустя десять лет после ее окончания.

В сущности, Роллан не считал, что его позиция «над схваткой» означает уклонение от борьбы. Он боролся другими средствами и писал об этом:

«Тот, кто меня знает или прочел хоть одну мою книгу, скажет — удалившийся ли человек писал ее или, наоборот, разрываемый страданиями мира и борющийся для того, чтобы их ослабить и примирить» (ПГР, 341).

 

Отвечая Роллану во второй статье «По поводу "ролландизма"», А. Барбюс связал «ролландизм» с анархизмом:

 

«Я адресовал направлению ума, которое назвал «ролландизмом», упрек в высшей степени простой и ясный. Я упрекал его за то, что «ролландизм» обращается к задачам негативным и не вносит ничего реального и реализуемого в область положительную. <...> То, что я называю «ролландизмом», это именно то, что другие называют анархическим направлением ума»³⁰.

 

Вспомним, что именно обвинение в анархизме,  высказанное секретарем Шведской Академии Карлом Вирсеном, послужило причиной отказа Льву Толстому в Нобелевской премии в 1902 году: Толстой «отказал государству в праве на существование, предложив взамен абстрактный анархизм»³¹.

В ходе полемики некоторые из «клартистов» допускали явные «перегибы». В словах Барбюса: «применение насилия — это только деталь», — Роллан увидел апологию насилия³². В начале 1922 г. «Юманите» дважды откликнулась на эту полемику — статьями Амеде Дюнуа (10 марта) и Марселя Мартине³³ (25 марта). Последняя особенно больно задела Роллана резкостью тона и непримиримостью взглядов. Выступление Мартине, озаглавленное «Интеллигенты и революция», вызвало третье открытое письмо Роллана — «Революция и интеллигенты. Письмо друзьям-коммунистам» (Ар либр, 1922, апрель).

Марсель Мартине в статьях «Революция и свобода» («Интернасьональ». 1922. 8 марта) и "Интеллигенты и революция" («Юманите». 1922. 25 марта) с азартом восклицал:

 

«К черту нашу щепетильность! Мы в знак солидарности с революционным блоком можем отбросить все, вплоть до щепетильности в вопросах чести» (ПГР, 342).

 

Отвечая Барбюсу и Мартине, Роллан отвечал одновременно всему общественному течению, во главе которого стоял Барбюс:

 

«Мы слишком часто поступаемся, во имя государственной необходимости, во имя победы, величайшими моральными ценностями: человечностью, свободой и самым для нас драгоценным — истиной. Эти моральные ценности всегда должны оставаться неприкосновенными. В интересах человечества. В интересах самой революции»³⁴.

 

Критикуя ролландизм, А. Барбюс также выступал не столько против Роллана, сколько против принципов «ролландизма».

Защищая революцию, Роллан впадал в противоречие, которое был неспособен разрешить. В 1934 г., вспоминая полемику с группой «Кларте», Роллан признался:

 

«...мне так и не удалось разрешить кажущееся непримиримым противоречие между стремлением мыслить "над схваткой" и необходимостью действовать в схватке»³⁵.

 

Уязвимость своей позиции Роллан понимал не хуже своих оппонентов. В 1919 году он писал Бернарду Шоу:

 

«Я не стою над схваткой — над всеми схватками. Я был, нахожусь и всегда буду находиться "над схваткой" наций и отечеств. Но я участвую в битве против наций, против отечеств, против каст, против всех барьеров, которые разделяют людей»³⁶.

 

Совершенно очевидно, что полемика Роллана с Барбюсом и участие в ней Горького на самом деле являла собой завуалированную форму обсуждения ситуации в России. Предметом дискуссии была русская революция и ее вожди. В ходе полемики все трое осудили террор как образ действия вождей революции. Здесь каждый говорит о своем, умалчивая о самом главном: признании законности и закономерности диктатуры в Советской России. Подобным же образом тема Толстого и толстовства связана с обсуждением положения дел в России. Роллан прекрасно знал (будучи автором книги «Жизнь Толстого»), что Толстой не принял революцию 1905 года и социалистические идеи, и что Горький в связи с этим яростно выступал против толстовского учения. Однако косвенным путем Роллан пытается объяснить, что способ действия Толстого и его собственный, унаследованный им от его великого учителя, ничуть не хуже, а гораздо предпочтительнее, чем тот, что используют большевики. Ибо непротивление злу и есть сопротивление в его самом высоком выражении. Для этого Роллан обращается к фигуре другого последователя Толстого, добившегося выдающихся успехов в своей деятельности — Махатме Ганди (Мохандас Кармчанд, 1869—1948). В период полемики с Барбюсом Роллан пишет этюд о Ганди, индийском философе и политическом деятеле. Этот очерк был напечатан в роллановском журнале «Эроп» в 1923 г. («Europe». № 2. 15 марта; № 3. 15 апреля; № 4. 15 мая). Одновременно Роллан предложил Горькому опубликовать его в горьковском журнале «Беседа»³⁷. 8 февраля 1923 гг. Роллан пишет Горькому по этому поводу:

 

«Я только что закончил большой этюд на тему, которую Вы, быть может, не одобрите,— так как, мне кажется, Вы не очень доверяете индийской мысли,— о Махатме Ганди. Напечатан он будет в журнале «Эроп»; а затем послужит предисловием к произведениям Ганди, которые я поручил перевести на французский и немецкий языки.— И все же, когда Вы прочтете его, то, я уверен, полюбите Ганди, как и я. Он самый чистый гений, самый искренний и самый простой из всех живущих на свете. В нем есть что-то общее со Св. Франциском. Большое сердце, горящее любовью, и какая энергия! Слыхали ли Вы что-нибудь о его двадцатилетней героической кампании в Южной Африке, еще до 1914 года, и о его конечной победе? Изумительный социальный опыт! Европейцы обычно извращают его, называя «непротивлением», тогда как это самое сверхчеловеческое сопротивление, это — сопротивление первых христианских мучеников, говоривших гонителям своим: «Не покорюсь, это ты подчинишься. Ты заблуждаешься и грешишь. Но я жалею тебя. Преследуй меня! Моими страданиями я обращу тебя в свою веру». Нет, это не имеет ничего общего с той пассивностью, за которую Вы справедливо упрекаете русский народ. Это самое могучее господство воли над телом, которое или ненавидит или боится» (ПГР, 52-53).

 

Действительно, на европейцев произвел впечатление факт двадцатилетнего противостояния Ганди правительству Южно-Африканского Союза, возглавившего в Претории борьбу 150 тысяч индусов-иммигрантов за свои права. Деятельность Ганди вынудила правительство Южной Африки принять ряд законов, уравнивавших индусов в правах с остальным населением.

В своей автобиографии Ганди рассказал, как в 1893 году впервые прочел произведение Толстого «Царство божие внутри нас»: «Я был потрясен. Перед независимостью мысли, нравственной глубиной и искренностью этой книги всe прочие книги показались мне бедными и незначащими». Годом или двумя позже он прочел «Так что же нам делать?» и «Евангелие». Он страстно отдался изучению Толстого. «Я начал осуществлять, — говорит он, — все больше и больше бесконечные возможности общечеловеческой любви…»³⁸  В 1904 г. он создаёт в Фениксе, близ Дурбана, земледельческую колонию по плану Толстого. Он собирает там индийцев под условием подчинения двум законам: непротивления и добровольной бедности. В своем очерке «Жизнь Махатмы Ганди» Роллан рассказал о его «крестовом походе, который длился около 20 лет». За год до того, как Ганди писал Толстому, он закончил свою знаменитую книгу «Hind Swaraj» (индусский гомруль), — это «евангелие героической любви», оригинальное издание которой в Гуджрате было запрещено правительством Индии, английское он послал Толстому 4 апреля 1910 года.

В конце 1909 г. Ганди написал Толстому письмо. Толстой братски благословил его на «борьбу мягкости против жестокости, кротости и любви против гордости и насилия». За месяц до своего ухода, 7 сентября 1910 года, Толстой пишет письмо Ганди, которое стало духовным завещанием Толстого. Роллан публикует его в своем очерке о Толстом³⁹.

На предложение Роллана опубликовать в «Беседе» его очерк о Ганди Горький отвечает согласием. Он пишет:

 

«Очень благодарю Вас за Ваше обещание писать для «Беседы»; журнал, кажется, будет интересным, особенно в его научной части... Не дадите ли Вы, кроме обещанных очерков, и Вашу статью о Ганди? Я бы очень просил Вас дать и ее. У нас знают о нем только по газетам, а русским не мешает познакомиться с первоисточником некоторых воззрений, принятых ими в плоть и кровь» (ПГР, 54).

 

По просьбе А. М. Горького М. И. Будберг писала Р. Роллану 20 февраля 1923 г.:

 

«Месье!

Господин Горький просил меня передать Вам, что он был бы счастлив, если бы Вы сочли возможным послать ему как можно скорее Вашу статью о Махатме Ганди, не дожидаясь гранок журнала «Эроп». Он будет Вам за это очень признателен. Сейчас он немного болен — поэтому я пишу Вам вместо него»⁴⁰.

 

В «Беседе» очерк был опубликован в двух первых номерах журнала (1923). Первая часть очерка Р. Роллана о Ганди была напечатана в Москве в журнале «Красная новь» (1923 г., № 4).

Сопровождая присылку очерка Горькому замечанием: «Не беспокойтесь об условиях! Никаких условий нет», — Роллан как бы подводит итог дискуссии о цели и средствах:

 

«Я считаю своим счастливым и священным долгом распространять столь замечательный образ мыслей. В наши дни он не только самый благотворный, но и самый действенный. Он противостоит всевозможным формам насилия, а также вялому, бесхребетному пацифизму, пацифизму на словах. Не думайте, будто есть нечто общее между героически напряженным действием такого человека, как Ганди, действием, чуждым физического насилия, но основанным на огромном самообладании,— и отказом от действия, непротивлением, пассивностью русских крестьян, о которых Вы говорите» (ПГР, 55).

 

Мы видим, таким образом, что возникшая полемика о цели и средствах ее достижения имела сложный внутренний сюжет и скрывала второй план, своего рода палимсест, проступающий сквозь коллизии дискуссии. Роллан находил новые аргументы для своих оппонентов в лице Барбюса и Горького. Что же касается Советской России, то в среде вождей революции эти аргументы не действовали. К Роллану относились с недоверием и настороженностью, хотя он и не делал нелояльных заявлений. В то же время все его высказывания содержали второй план, осуждающий «эксцессы» и «издержки» революции, и это очень хорошо чувствовали его советские оппоненты. Например, А. В. Луначарский в 1926 г. писал:

 

«Пацифистская пропаганда Ромен Роллана, несмотря на все свое гуманное благородство, является попыткой оторвать от нас некоторые сочувствующие нам элементы, или элементы, которые могли бы нам сочувствовать. Его превосходные чувства являются для нас туманом, который прячет от людей жестокие очертания подлинной действительности. Пропаганда Ромена Роллана, старающаяся подменить острые формы борьбы словесными убеждениями, влиянием примера и т. д., в глубине вещей делает его союзником II Интернационала, главной задачей которого является распространение добродетели долготерпения в пролетарских массах»⁴¹.

 

С неменьшим недоверием и настороженностью относились в Москве и к Анри Барбюсу, который, несмотря на пропаганду активных революционных действий и вступление в 1923 году во Французскую компартию, продолжал провозглашать независимость интеллигенции от «партий». Так его группа «Кларте» посвятила себя «распространению великих интеллектуальных и моральных истин, но вне прямой воинствующей борьбы и вне всяких партийных вопросов»⁴². Барбюс настойчиво повторял это из одного своего выступления в другое, постоянно вызывая недовольство и открытые выпады московского руководства. В сущности, его идеи перекликаются с роллановскими в том, что касается роли интеллигенции. Барбюс заявлял, например:

 

«Это — программа распространения основных идей гуманизма, которые следует, прежде всего, внедрять в сознание для того, чтобы могли быть реализованы последующие завоевания. Мы должны готовить и как можно шире привлекать единомышленников. Мы стремимся к этому, не связывая себя с какой-либо партией»⁴³.

 

Под таким заявлением мог подписаться и Роллан. Горький не стремился печататься в журнале Барбюса, но все-таки не отказывался полностью от сотрудничества с ним, давая свое имя для обложки журнала и различных мероприятий, организуемых Барбюсом.

В итоге Барбюс оказался таким же «половинчатым революционером» (по терминологии Луначарского), как и Роллан. Горький поддерживал начинания Барбюса, как о том свидетельствует его с ним переписка. Например, в ноябре 1921 года Горький писал о журнале «Кларте»:

 

«Как только почувствую себя достаточно работоспособным,— немедля пришлю статью для Вашего журнала. Не сомневаюсь в его своевременности и полезности. Сердечно желаю Вам бодрости духа и доброго успеха в деле»⁴⁴.

 

Подобным же образом Горький поддержал создание Барбюсом журнала «Монд» (в 1928 г.), когда Барбюс ушел из «Кларте». Программа «Монда» была такой же «беспартийной» и, следовательно, подозрительной в глазах Москвы. Барбюс, спрашивая мнение Горького по поводу своих изданий, как правило, не вносил никаких корректив и продолжал настаивать на независимой от партийных взглядов линии нового журнала:

 

«Хочу потолковать с Вами о следующем вопросе. Я предполагаю с весны выпускать в свет еженедельный журнал, содержащий обширную международную информацию в области литературы, искусства, науки и социальной жизни. Этот журнал, озаглавленный «Монд», будет выходить на французском языке. Он будет совершенно независим и не связан ни с одной политической партией; он вообще не будет заниматься воинствующей политикой. Журнал будет отстаивать идеологию и достижения левых и бороться с идеями и делами, источником которых являются реакция, суеверия, империализм, фашизм, колониальные злоупотребления и пр.

Все выдающиеся представители мировой интеллигенции дали свое согласие сотрудничать в «Монд» (разумеется, кроме вождей реакции, насилия и эксплуатации, к которым я, естественно, и не обращался). Прошу Вас поставить Ваше имя во главе этого списка; мне хотелось бы также получить Ваше согласие состоять членом редколлегии журнала «Монд». В редколлегию должны войти следующие лица: Эйнштейн, Ланжевен, Матиас Морхард, Базальжет и я. Не сомневаюсь в том, что Вы дадите согласие усилить авторитет журнала Вашим великим именем.

Надо ли говорить о том, как я и мои сотрудники будем бесконечно счастливы и горды, если Вы согласитесь сотрудничать в нашем журнале. «Известия» обещали попросить Вашего разрешения переслать мне для напечатания в первом номере «Монд» Ваши неопубликованные письма. Очень хотелось бы, чтобы этот блестящий проект осуществился. Разрешите дружески и горячо пожать Вам руки»⁴⁵.

 

Однако времена менялись, а с ними усиливался и ригоризм Москвы. Поэтому постоянные напоминания Барбюса о внепартийности журнала («Мы держимся вне политической борьбы в собственном смысле слова и даже не ведем наступательной полемики (за исключением борьбы против очевидных проявлений реакции, как-то: фашизм, колониальная политика, клерикализм и проч.»⁴⁶) служили неиссякаемым источником раздражения против него, хотя он и пытался сохранять лояльность финансировавшей его Москве.

Будучи организатором Международных антифашистских и антивоенных конгрессов в 30-е годы, Барбюс и тут отмежевался от коммунистов: 

 

«Берлинский конгресс будет держаться в стороне от влияния какой бы то ни было политической партии и совершенно независимо в социальном и политическом отношении»⁴⁷. 

 

Горький, повернувшись лицом к сталинской Москве в начале 1930-х гг., отвернулся от европейских интеллектуалов и их дискуссий. Меняется и тон переписки: «дорогой Барбюс» становится «уваж. т. Барбюсом» и «гражданином Барбюсом». В ноябре 1931 г. Горький требует снять свое имя из редколлегии «Монда», «ввиду того, что «Монд» не соответствует больше намеченным цели и линии, и будучи не в состоянии сотрудничать в журнале, где сотрудничает П. Истрати»⁴⁸. Более того, «идеи, которые пропагандирует журнал «Монд», «резко противоречат моим взглядам большевика и коммуниста»⁴⁹, — окончательно расставляет все точки Горький.

Дальнейшие события жизни Барбюса показали, что балансирование между партийными интересами и попыткой сохранить если не финансовую, то хотя бы интеллектуальную независимость не привели к успеху. Пытаясь пройти между Сциллой и Харибдой, Анри Барбюс внезапно умирает 30 октября 1935 г. в Москве. Автор книги «Сталин» (1935), Барбюс так и не выполнил «вторую половину долга»: до конца жизни Барбюс собирал материал для большой книги о Ленине, которую так и не написал.

Статья подготовлена при поддержке гранта РГНФ № 11-24-17001а/Fra «Отношение к иностранной культуре в советской литературе, искусстве и теории 1917-1941». Номер программы с французской стороны — ETRANSOV PICS N 6027

 

 

 

Примечания:

1. Барбюс Анри (1873—1935) — писатель и общественный деятель Франции. В 1919 г. Горький написал статью о романе А. Барбюса «Огонь», напечатанную в журнале «Коммунистический Интернационал» (1919. № 3. 1 июля) под заглавием «Замечательная книга («В огне» Анри Барбюса)», которая послужила предисловием к изданию романа в 1919 г., а затем и к его переизданиям. В сентябре 1935 г. А. М. Горький дополнил статью новым разделом, в котором отмечал заслуги А. Барбюса как антифашистского деятеля (Горький М. П.с.с. в 30-ти тт. Т. 24. С. 196—201). Характеристику Барбюсу Горький дал также в статье «Замечательный человек эпохи», написанной в связи со смертью А. Барбюса (Горький М. П.с.с. в 30-ти тт. Т. 27. С. 469—470). Творчеству Горького Барбюс посвятил ряд статей: «О борьбе против военной опасности и о юбилее А. М. Горького», «Да здравствует Горький!», «Величайший из живущих писателей», «Учитель и брат» (см.: Барбюс А. Избранные произведения. М., 1952, стр. 472—481).

2. «Кларте» («Clarté») — международная антивоенная группа писателей, организованная А. Барбюсом в 1919 г. и объединявшая западноевропейских писателей различных политических взглядов. Участниками группы были А. Франс, П. Вайян-Кутюрье, Р. Лефевр, Г. Уэллс, Т. Гарди и др. Группа имела свой печатный орган — газету «Кларте» (1919—1921), затем журнал с тем же названием (1921—1928). Главным редактором «Кларте» в 1919-1924 гг. был А. Барбюс.

3. Весной 1919 г. Р. Роллан обратился к интеллигенции всего мира с «Декларацией независимости духа», которая была напечатана в газете «Юманите» 26 июня 1919 г.; как он сообщал в августе 1919 г. в одной из своих статей, А. М. Горький в числе других присоединился к этой декларации (см. Роллан Р. Собр. Соч. Т.18. С. 257).

4. «Что бы с нами ни случилось, Вы знаете, что я душой с Вами. И я надеюсь, что в грядущем будет существовать единая совесть всего мира. Эта совесть победит, какой ценой бы ни досталась ее победа (а для такой победы нет слишком дорогой цены)» (М. Горький и Р. Роллан.  Переписка (1916-1936). М., «Наследие», 1996. С. 20. При цитировании далее в тексте это издание указано как ПГР с обозначением страницы).

5. «Слепо и не рассуждая» («подобно трупу», лат.)

6.Девизом Роллана стало изречение Ф. Шиллера «In Tyrannos», послужившее эпиграфом к драме «Раз бойники». Роллан использовал его в упомянутом письме к Анри Барбюсу: «Слова Шиллеpa — мой девиз на все времена» (ПГР, 24).

7. Pérus J. Correspondance Romain Rolland — Maxime Gorki. Préface et notes de J. Pérus. P., Ed. Albin Michel, 1991. P. 17.

8. Роллан Р. В стороне от схватки //Изд. Петрогр. Совета раб. и крестьян, депутатов. Пг, 1919. С. 28.

9. Там же. С. 29

10. Цвейг С. Ромен Роллан. Его жизнь и творчество. М.— Пг.: Госиздат, 1923. С. 369.

11. Колен Поль (1890—1944) — франко-бельгийский критик и историк, убежденный «ролландист», автор работы «Добродетель героизма и г-н Ромен Роллан» (Брюссель, б/г). В основанном им литературно-художественном журнале «Ар либр» от имени руководства журнала вел переписку с Горьким. В 1924 г. из-за разногласий с Ролланом был вынужден покинуть журнал.

12. Роллан Р. Собр. соч. Т. 13. М., Госиздат, 1958. С. 30—31.

13.  Кларте. 1921. 3 декабря. № 2. С. 27. Цит. по кн.:М. Горький и Р. Роллан. Переписка (1916-1936). М., «Наследие», 1996. С. 341.

14. Роллан Р. Собр. соч. Т. 13... С. 31—32.

15. Горький М. О Ромэне Роллане// Роллан Р. Собр. соч. Т. 1. Л., «Время», 1930. С. 2.

16. Люнье-По Орельен Мари (1869—1940), французский театральный режиссёр, актёр, один из реформаторов французского театра конца XIX—начала XX вв. наряду — и в полемике — с Андре Антуаном. Взял вторую фамилию в знак преклонения перед личностью и творчеством Эдгара По. С 1888 г. в Свободном театре А. Антуана. Основатель (1893) и руководитель (до 1929) театра «Эвр» (Париж). Сторонник эстетики символизма. Ставил А. Стриндберга, Г. Гауптмана, М. Метерлинка, Р. Роллана, Максима Горького и др.

17. Отрывки из «Неизданного дневника за 1919—1921 годы» Р. Роллана были опубликованы в газете «Фигаро литтерер» (7 декабря 1974 г.).

18. Мениль Жак (1873—1941) — французский литературный критик, друг Роллана. Печатался в журнале «Эроп». Член ФКП в первой половине 20-х гг., приезжал в Москву на Конгресс Коминтерна (1921).

19. Псевдоним французского журналиста Мориса Донзеля (1885—1937). С 1907 по 1920 гг. Донзель жил в России. По возвращении на родину сотрудничал в «Юманите» и «Кларте», переводил на французский язык русских авторов, в частности, произведения Л.Д. Троцкого. Роллан имеет здесь в виду рецензию Парижанина («Кларте». 1922. 1 октября. № 22) на статьи Горького «О русском крестьянстве».

20. Луначарский А.В. Ромэн Роллан как общественный деятель//Роллан Р. Собр. соч. Т.1. Л., «Время», 1930. С. 8.

21. Луначарский А.В. Собр. соч. в 8-и тт. Т.3. М., «Худ. лит.», 1964. С. 80.

22. Луначарский А.В. «Игра любви и смерти» (Новая пьеса Ромена Роллана)»// «Новый мир». 1926, май. С. 116 — 133.

23. Луначарский А.В. Ромэн Роллан как общественный деятель//Роллан Р. Собр. соч. Т.1. Л., «Время», 1930. С. 9.

24. Там же.

25. Там же.

26. Луначарский А.В. Ромэн Роллан как общественный деятель//Роллан Р. Собр. соч. Т.1. Л., «Время», 1930. С. 15.

27. Баррер Камилл (1851-1940) — французский дипломат. В 1880 Баррер представлял Францию в Дунайской европейской комиссии; с 1884 г. был посланником в Копенгагене, с 1885 г. — посланником в Стокгольме, с 1894 г. — посланником в Берне, а с 1897 по 1924 гг. — послом в Риме. В 1922 Баррер был членом французской делегации на Генуэзской конференции и в 1922-23 гг. — на Лозаннской. В 1924 ушел в отставку.

28. Perus J. Romain Rolland et Maxime Gorki. Paris, 1968. P. 224.

29. Луначарский А.В. Ромэн Роллан как общественный деятель… С. 15.

30. «Кларте». Париж, 1922. 1 апреля. № 10.

31. Илюкович А. М. Согласно завещанию. Заметки о лауреатах Нобелевской премии по  литературе. М., 1992. Кого нет среди лауреатов?  С. 105.

32. Роллан Р. Собр. соч. Т. 13. С. 32.

33. Мартине Марсель (1887—1943) — французский поэт и драматург. Получил известность после выхода антимилитаристского сборника стихов «Проклятые годы» (1917), в полемике Роллана с Барбюсом принял сторону последнего. В 20-е годы вел литературную страницу в «Юманите». Активно сотрудничал в журнале «Эроп».

34. Роллан Р. Собр. соч. Т. 13… С. 32—33.

35. Роллан Р. Собр. соч. Т. 13. С. 24.

36. Цит. по кн.: Балахонов В. Е. Ромен Роллан в 1914-1924 гг. Л.: ЛГУ, 1958. С. 113.

37. «Беседа» — литературный и научный журнал, издававшийся при участии профессора Б. А. Адлера, Андрея Белого, профессора Ф. А.  Брауна, М. Горького, В. Ф. Ходасевича в Берлине. Выходил с 1923 по 1925 гг.

38. Роллан Р. Собр. соч. Т. 14. Л., «Время», 1933. С. 341.

39. Там же. С. 343-346.

40. Переписка А.М. Горького с зарубежными литераторами. Серия «Архив А.М. Горького». Т. VIII. М., 1960.

С. 360.

41.Луначарский А.В. На Западе. М., ГИЗ, 1927. С. 86.

42.Высказывания А. Барбюса цит. по кн.: Переписка А.М. Горького с зарубежными литераторами. Серия «Архив А.М. Горького». Т. VIII. М., 1960. С. 370.

43.Там же.

44. Переписка А.М. Горького с зарубежными литераторами…  С. 371.

45. Там же. С. 372.

46.Там же. С. 376.

47.Переписка А.М. Горького с зарубежными литераторами…  С. 376.

48. Там же. С. 378.

49. Там же.