Соболев А.В.
ВОЗЗРЕНИЯ А.Д. БИЛИМОВИЧА: КООПЕРАЦИЯ И ВЛАСТЬ
В РОССИИ
Среди основных тем русской зарубежной экономической литературы далеко не последнее место занимали проблемы кооперации в России. Книга профессора А.Д. Билимовича, вышедшая в издательстве «Посев» (1955), носила название «Кооперация в России до, во время и после большевиков» (1955). Будучи одним из последних шедевров кооперативной мысли русского зарубежья, этот труд повествовал о том, какую кооперацию потеряла Россия, почему это произошло и есть ли место кооперативному движению в будущем страны.
Профессор А.Д. Билимович всегда признавал большое значение кооперации для народного хозяйства и, исходя из этой точки зрения, рассматривал ее как фактор общенародного прогресса. Он воочию видел, как в течение десяти лет перед октябрем 1917 года кооперативное движение в России достигло крупномасштабных успехов. По некоторым подсчетам, к моменту захвата власти большевиками, свыше 50 тысяч разного рода кооперативных товариществ охватывали от 10 до 20 миллионов членов. России принадлежало мировое первенство по числу кооперативных организаций, а по оборотам и числу участников она находилась в лидирующей тройке стран.
Для того, чтобы это произошло за жизнь одного поколения, русским народом при активном участии интеллигенции была совершена громадная организационная работа. Было положено основание эволюционному подъему хозяйственного и культурного уровня русской деревни, где кооперация охватила почти половину крестьянских хозяйств. Крестьянство само начало свободно участвовать в этом процессе, и проникновение этой самодеятельности в деревенскую среду стало подлинным освобождением крестьянства от вековой его угнетенности и подопечности, проявлением им плодотворного хозяйственного и культурного творчества.
Особенную ценность стал приобретать кооперативный кредит, первостепенное значение которого для русского народного хозяйства было признано правительственной властью уже в конце XIX века. С этого момента безразличное и недоверчивое отношение центральной власти сменилось системой благожелательного покровительства и содействия, нашедшей свое выражение не только в соответственных законодательных актах, но и в открытии кредитов из правительственных источников и Государственного Банка. Но в тоже время, правительство считало необходимым удержать в своих руках контроль над деятельностью кредитных кооперативных учреждений.
Весной 1917 года Временное Правительство опубликовало новый кооперативный закон под наименованием «Положение о кооперативных товариществах и их союзах». Этот законодательный акт, подготовленный в кооперативных кругах, представлял собой один из замечательнейших образцов единого кооперативного закона. Практически он не оказал почти никакого влияния на кооперативное движение в России в виду наступившего вскоре большевистского переворота. Еще в период 1918-1920 гг. кооперативное движение продолжало развиваться в местностях, свободных или освобождавшихся от власти большевиков (на Дону, в Сибири, Северной Европе). Но вообще, это было началом угасания.
Ничего подобного такому кооперативному движению к середине ХХ века проф. А.Д. Билимович не обнаруживает на своей Родине. На вопрос «Кто виноват?» русский профессор в своих трудах честно, откровенно и доказательно отвечает – коммунистическая идеология и кооперативная политика большевиков.
По словам Билимовича, большевики никогда не ценили кооперацию как таковую. Ее идейная сторона, получившая выражение в знаменитых рочдельских принципах и покоящаяся на началах индивидуальной свободы участников кооперативных организаций, частной собственности на имущество, принадлежащее кооперативам, и на мысли о мирной эволюционной реорганизации хозяйства при помощи развития кооперативного движения, была не только чужда большевикам, но и ненавистна им. Она резко противоречила идее коммунистической революции, насильственной ломке существующего хозяйственного строя и революционной перестройке всей жизни народа.
Подлинные кооперативы всегда выдвигали требования социального «нейтралитета» и подчеркивали свой внеклассовый и даже беспартийный характер в противовес началам классовой борьбы, которых придерживались коммунисты. Для профессора А.Д. Билимовича настоящие свободные кооперативы всегда представляли яркую форму действительной хозяйственной демократии, которая резко противоположна стремлению обществ к «диктатуре пролетариата», захвату под лозунгом этой диктатуры неограниченной власти в освоенных коммунистами странах и установлению в них тоталитарного государства.
Советская литература почти полвека решительно выступала против рочдельских принципов и требовала, чтобы, «как революционные кооперативы в капиталистических странах, так и кооперативы СССР вели борьбу с этими принципами и вместе со всеми другими организациями рабочего класса принимали участие в революционной борьбе пролетариата» (Малая Советская Энциклопедия. Т.9, 1941, стр. 202). Лишь в последней трети ХХ века такая позиция была смягчена. Истоки такого отношения лежат во взглядах Маркса и Ленина на кооперацию.
Маркс пренебрежительно относился к потребительским кооперативам, называя их «кооперативными лавочками», а пользу видел лишь в кооперативах, которые не применяют наемный труд. Он рекомендовал «рабочим браться предпочтительнее за кооперативное производство, нежели за кооперативную торговлю. Последняя затрагивает только поверхность современного экономического строя, первая подрывает его основы». (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т.16, с.199-200). Он не видел для рабочего класса практического значения потребительской кооперации и не предполагал, что она приобретет даже еще при его жизни характер массового движения, в то время как производственная кооперация не только в XIX, но и в ХХ веке не получит сколько-нибудь заметного распространения. Маркс так и не понял внутренней природы кооперации, считая ее лишь ничтожным паллиативом, которым пролетариат воспользуется как своим оружием в первый период своей диктатуры, но в котором он позже не будет нуждаться.
Еще резче эта точка зрения была выражена Лениным на Международном социалистическом конгрессе, проходившем в Копенгагене в 1910 году. В возглавляемой немецким кооператором фон Эльмом комиссии этого конгресса по выработке отношения к кооперации Ленин был одним из двух членов комиссии, голосовавшим против резолюции, выработанной этой комиссией и принятой конгрессом. Под воздействием мощно развивающегося повсеместно кооперативного движения социалистический интернационал признал пользу и особое значение потребительской кооперации. Но, хотя принятая резолюция признавала кооперацию важным средством в классовой борьбе, ведущейся рабочим классом, Ленин, в отличие от этой резолюции, предложил свой проект резолюции, который был отвергнут. В нем он подчеркивал, что «достижимые кооперативами улучшения ограничены очень узкими границами до тех пор, пока средства производства и обмена остаются в руках класса, экспроприация которого есть главная цель социализма». В противовес утверждениям «оппортунистов», он доказывал, что «кооперативы, будучи чисто коммерческими учреждениями и в силу давления условий конкуренции, имеют тенденцию вырождаться в буржуазные акционерные общества». Вместе с тем, «кооперативы, не будучи организациями непосредственной борьбы с капиталом, способны порождать и порождают иллюзии, будто они являются средством решения вопроса». (Полн. собр. соч., т.19, стр.310-311).
Значимость и перспективы развития кооперации в России были представлены широким спектром их оценок политическими партиями того времени. Социал-демократы на своем съезде (1907) впервые официально признали значение потребительской кооперации, что расценивалось меньшевиками, как их идейная победа над большевиками. Проявляя намного больше усилий в работе с рабочей кооперацией, меньшевики обеспечили руководство в ней к октябрю 1917 года. В революционных ситуациях 1905 и 1917 годов большевики отрицательно относились к этому виду кооперации, считая ее пережитком старого строя, который необходимо заменить новыми формами общественного устройства.
Большевики резко отрицательно относились к сельской кооперации и не стремились работать в деревне. Этим они отличались, например, от правых эсеров, полагавших, что, благодаря вековому существованию общины, в русском народе силен мирской, артельный дух. И поскольку русскому народу свойственна взаимопомощь и совместная работа, а артели на Руси известны с очень давних пор, то кооперация имеет благодатные условия развития, являясь продолжением старинной артельной работы.
Эсеры, исходя из того, что в социализме заинтересованы все трудящиеся, последовательно признавали социалистическое содержание кооперации. Согласно их воззрениям, после социализации земли в российской деревне разовьется мощная кооперация, которая будет вести борьбу с торговым капиталом, воспитывать и внедрять социалистические навыки. По их мнению, кооперация является не только способом борьбы с капитализмом и средством организации трудящихся, но и орудием построения социализма. К социализму мир идет двумя путями, которые сходятся вместе - путем борьбы, революции и путем строительства в недрах капиталистического общества социалистических учреждений, каковыми могут и должны быть кооперативы.
Партия социалистов-революционеров признавала, что кооперативное движение, вместе с профсоюзным и политическим, является необходимым условием раскрепощения трудящихся. Каждой из трех ветвей общественного движения должна быть предоставлена полная автономия. Однако растущие общие интересы требуют координации действий на основе равноправия, и эта координация может вылиться в федеративное единство всех сил рабочего класса. Такой подход позволил эсерам к 1917 году монополизировать руководство крестьянской кооперацией.
Но судьбы России и кооперации в ХХ веке определила партия большевиков. Ее лидер свое отношение к кооперации подчинял главной цели – усилению силы партии в целях захвата власти и последующего ее укрепления. Ленин считал необходимым после прихода к власти организовать бесклассовое общество, в котором земля станет общественной, а фабрики и заводы будут национализированы. Вслед за Каутским, Ленин представлял будущее социалистическое общество в виде охватывающего все население страны единого потребительского общества с планомерно организованным производством для потребления. Такая социалистическая модель умозрительно очень походила на гигантский потребительский кооператив, организовавший для своих членов производство. Для ортодоксальных марксистов начала XX века такая модель виделась наиболее привлекательной. Ленин, будучи в эмиграции, наблюдал нечто подобное в Цюрихе, Базеле и других швейцарских городах. Поэтому после октября 1917 г. советская власть использовала существующие организационно-хозяйственные формы, чтобы этот эксперимент проводить в жизнь.
В начале 1918 года Ленин говорит о том, что социалистическое государство может возникнуть лишь как сеть производственно-потребительских коммун, основой которых является национализированная потребительская кооперация, обязанная включать в свой состав поголовно все местное население. В январе 1918 г был подготовлен наивный проект государственного декрета о потребительских коммунах, направленный на объединение населения страны в местные потребительские общества. Предполагалось, что последние должны были быть национализированы, в них создавались местные комитеты снабжения и эти объединения получали права монополии на торговлю потребительскими товарами. Однако эту задачу глава Советского правительства не мог решить одним росчерком пера.
Центросоюз и в целом потребительская кооперация представляли собой самостоятельную и внушительную силу, которая противостояла советской власти. В течение первых полутора лет советской власти кооперация вела напряженную борьбу за свое существование, но свобода ее деятельности постепенно сужалась, хотя власти пытались как будто расширить поле этой деятельности, привлекая кооперацию к распределению все новых и новых продуктов и стремясь наделить ее даже правами государственных учреждений, от чего кооперация всеми силами отказывалась.
В апреле 1918 г. после длительных переговоров с кооператорами издается декрет, который расценивался властями как компромиссная сделка, страдающая существенными недостатками. Ленин, подчеркивая ценность кооперации и ее аппарата, no-прежнему считал ее несоциалистической и буржуазной, порождающей оппонентов власти. Центросоюз и кооперативные организации продолжали оставаться на положении временно допущенных и общие намерения властей овладеть кооперативным аппаратом, превратить эти организации если не в правительственные учреждения, то в инструмент советской политики, были очевидны.
В марте 1919 г. партия большевиков заявила в своей программе на VIII съезде, что ее политика состоит в неуклонном продолжении замены торговли планомерным, организованным в общегосударственном масштабе распределением продуктов в целях организации всего населения в единую сеть потребительских коммун. Объявлялось о создании единого распределительного органа потребительской коммуны (позже большевикам пришлось отказаться от этого названия и заменить его на единое потребительское общество).
Принятый в апреле ленинский декрет о потребительских коммунах начал выстраивать систему потребительской кооперации по образцу иерархии Советов. Потребительские общества объединялись в губернские союзы, которые избирали правление Центросоюза. Советская власть получила особые права вводить своих представителей в правления обществ и союзов. Большевики вошли в правление Центросоюза, а с 1920 г. перестали самостоятельно существовать и были преобразованы в виде секций Центросоюза всероссийские центры других видов кооперации. Система Центросоюза окончательно и навсегда была введена в орбиту советской власти, превратилась в составную часть государственных органов.
Однако огосударствление кооперации и втягивание ее в советскую орбиту не позволило состояться коммунам ни в городе, ни тем более на селе: население не восприняло экспериментальных затей властей. Ленин перестал настаивать на коммунах, ситуативно оценивая действительность. Когда в марте 1920 г. на IX съезде партии обсуждался вопрос о Центросоюзе, который к тому времени находился в ведении государственных органов и сохранял только лишь название, абсолютное партийное большинство решило окончательно оформить превращение кооперации в государственные органы. Однако Ленин, сославшись на неготовность крестьянства принять такое решение, убедил съезд вынести резолюцию, которая сохраняла формально независимость Центросоюза. В это время Ленин обладал более весомым аргументом, прямо заявить о котором он не решился по тактическим соображениям: английское правительство после снятия официальной блокады выражало готовность вести переговоры о возобновлении торговли не с советским правительством, а с делегацией Центросоюза. Так международный аспект сыграл, а в будущем еще не раз сыграет, весомую роль в существовании Центросоюза
Тактика большевиков здесь была проста: заменялось выборное руководство кооперацией назначенными властью своими людьми. Цель оставалась прежней, как и до захвата власти в России, когда большевики старались при помощи внедрения своих людей в кооперативы превратить кооперацию в один из трамплинов для подготовки социальной революции. С 20-х годов они в течение полувека старались использовать кооперацию в некоммунистических странах, как это видно из их выступлений на периодических конгрессах Международного Кооперативного Альянса.
В 1921 г., внося на рассмотрение X съезда партии новую экономическую политику, Ленин предложил отменить резолюцию предыдущего года о жестком подчинении кооперации Наркомпроду. Он ничего нового не добавил по вопросу о кооперации, если не считать отнесения ее к форме государственного капитализма и совета идти методом проб и ошибок.
В начале 1923 года публикуются новые взгляды Ленина на кооперацию. Оказывается, та кооперация, которую большевики третировали, теперь необходима и достаточна для построения социализма, она сплошь и рядом с ним совпадает. Другими словами, достичь социализма возможно путем простого кооперирования населения. Но в отличие от затей с коммунами, в условиях новой экономической политики кооперация должна быть качественно иной. Вот почему Ленин объявляет кооперацию социалистической и главным аргументом такой характеристики явилось наличие власти большевиков и принадлежность государству основных средств производства.
Однако Ленин в вопросе о социалистической природе кооперации, как ранее в случае с социализацией земли, воспользовался эсеровскими воззрениями. Мысль и о финансовой помощи кооперации со стороны государства также была неоригинальной и во многом спорной. Статья «О кооперации» признавала перемену коренной точки зрения большевиков на социализм и кооперацию. Ведь ранее советская власть, несмотря на апологетические заверения, время от времени даваемые ее руководством, не питала никаких симпатий к кооперации. Большевики усматривали в ней буржуазную сущность и пытались ее ликвидировать. Поначалу лишь авторитет и мощь Центросоюза сдерживали давящий натиск на кооперацию.
К началу 20-х годов руководство в верхних звеньях системы Центросоюза было закреплено за большевиками, а потребительская кооперация была привязана к советской административной машине. Ленин в своей последней статье, называя кооперацию социалистической, видел в ней средство, увязывающее частный интерес мелкого хозяйства с государственным, что позволяло проверять и контролировать частный интерес государством. То, как в кооперации «действительно участвуют действительные массы населения», осуществлялось строго с классовых, партийных позиций. При этом Ленин всегда неуклонно настаивал на принудительном, а не на добровольном членстве в потребительской кооперации. Такое обязательное членство проводилось вплоть до его смерти. Подчинив общегосударственным требованиям потребительскую кооперацию, Ленин полагал, что люди воспримут советскую кооперацию, привыкнут соблюдать новые условия своего существования, а такая принудительная организация может заставить людей привыкнуть к новым условиям, приспособиться к ним. Если поднять уровень культуры в стране, а государству дать финансово-экономические льготы кооперации и поддержать новый принцип организации населения, то это, по мнению Ленина, должно привести за один-два десятилетия к строю цивилизованных кооператоров, то есть к социализму.
Уже после смерти Ленина был создан миф о ленинском кооперативном плане, который понадобился, прежде всего, для сталинской идеологии в обосновании и оправдании политики коллективизации. В советской литературе этот план выступал венцом ленинской теории кооперации и считался научно обоснованным и детально проработанным, верным, неизменным и осуществимым в социалистическом строительстве любой страны.
Этот подробный исторический экскурс показывает отрицательное отношение большевиков к кооперации, как к свободной хозяйственной организации, что особенно ясно сказалось в первые годы после прихода их власти в России. Поэтому ленинские слова о том, что «кооперация – культурное наследие, которым надо дорожить и пользоваться», всего лишь ширма. Быстро растущая и достигшая поразительных результатов дореволюционная кооперация была немедленно превращена в подчиненные органы советской власти и партии, лишена какой бы то не было свободы и самостоятельности. Старые кадры кооперативов были разогнаны и частично ликвидированы, хотя многие из них всячески старались приспособиться к новым условиям и служить советской власти. Нападки коммунистов на старых кооператоров продолжались еще полвека.
А.Д. Билимович, давая ответ на вопрос о том, почему же кооперация все-таки не была окончательно уничтожена, указывал, что сделано это было не по каким-либо принципиальным соображениям, а по соображениям практической политики. Обезвредив кооперацию путем чисток и лишения ее всякой свободы, превратив ее в свой распределительный и заготовительный орган, большевики использовали кооперацию для выполнения того, чего не мог выполнить их собственный аппарат.
А.Д. Билимович обращает внимание на то, что эксплуататорское отношение большевиков к кооперации наглядно обнаруживается в тех временных частичных уступках, которые были сделаны кооперации советской властью по настоянию Ленина в период нэпа, когда коммунистический режим погрузил страну и ее хозяйственную жизнь в полный хаос, грозивший гибелью самой коммунистической власти. Но как только советский аппарат усилился настолько, что смог ликвидировать нэп и перейти к построению своего рода социализма и даже принудительно коллективизировать крестьянские хозяйства, кооперация подверглась новой ломке и советская власть везде, где это было возможно, стала отдавать преимущество собственным государственным органам.
Ученый напоминает, что это проявилось в отношении власти к крестьянской кооперации, которая уже в 1918 году была обезглавлена национализацией и ограблением Московского Народного Банка - гордости дореволюционной русской кооперации. Через два года она лишилась своей разветвленной сети низовых кредитных кооперативов. В годы нэпа она начала несколько возрождаться, но вскоре была вновь зажата в тиски советской власти. Вся кооперация была вновь полностью подчинена в деле краткосрочного кредита восстановленному Госбанку, а в деле долгосрочного кредитования – ряду специальных государственных банков. Кредитная кооперация была заменена этой системой государственного кредита и в 1930 году ликвидирована.
То же, по словам профессора А.Д. Билимовича, проявилось в отношении к потребительской кооперации, хотя в иной и менее резкой форме, так как советская власть гораздо больше нуждалась в этом виде кооперации. После ряда проделанных над ней экспериментов, начиная с превращения потребительских обществ в 1919 году в ставшие предметом насмешек для населения и для самих властей принудительные, подчиненные Наркомпроду «коммуны потребителей», потребительская кооперация вновь начала несколько оживать в годы нэпа.
Во время «военного коммунизма» (1917-1920) старая потребительская кооперация была уничтожена и превращена в принудительный распределительный аппарат «по поручению власти». В период нэпа (1921-1928), когда была вновь допущена частная торговля с участием в ней частного капитала и разрешено было основание потребительских обществ на началах добровольного членства с уплатой членских взносов. В этот период «кооперация была одним из основных торгово-заготовительных аппаратов в СССР. Она играла ведущую роль в монопольном положении в товарообороте страны». Возрожденная потребительская кооперация помогла в это время советской власти решить в пользу «социализма» состязание, кто победит, – частный капитал или социализм, о котором, разрешая временно частную торговлю, Ленин говорил уже в начале нэпа в своем докладе на XI съезде партии (1922).
Но в 1930 году вся система этой кооперации после того, как она помогла убить частную торговлю, подверглась Сталиным на XVI съезде ВКП(б) резкой критике с требованием, чтобы создавшаяся монополия потребительской кооперации была устранена развитием государственной розничной торговли. С 1934 года государственная торговля, благодаря поддержке власти, стала забивать кооперативную торговлю. У советской власти рост потребительской кооперации начал вызывать ревностное чувство к ней. В результате этой критики в 1935 и последующих годах потребительская кооперация была ликвидирована в городах и сохранена только в сельской местности.
Постановлением партии и правительства «О работе потребительской кооперации в деревне» потребительская кооперация удалялась из городов. Вся городская сеть была отнята и отдана наркомату торговли, т.е. государственной торговле, хотя кроме кредитов, полученных от государства, потребительская кооперация имела значительные собственные накопления и взносы членов. Это вторичное ограбление потребительской кооперации, продемонстрировавшее полное бесправие ее в СССР.
Уже в 1935 году Центросоюз безвозмездно передал Наркомвнуторгу в 651 городе 26138 розничных предприятий и 7096 предприятий общественного питания. Были переданы государственной промышленности 255 хлебозаводов, 1139 хлебопекарен, 6 чайных фабрик, 43 молочных завода, Московский и Ленинградский пивоварнные заводы, 17 холодильников общего пользования, рыбные хозяйства и рыболовецкий флот. За год розничная сеть сельской кооперации сократилась со 116 тысяч до 97 тысяч торговых предприятий.
При этом до проведения социализации сельского хозяйства ей было поставлено в качестве главной задачи содействие коллективизации деревни, а после проведения последней она использовалась для налаживания товарооборота между городом и деревней, в первую очередь в целях снабжения городов и рабочих поселков сельскохозяйственной продукцией, а затем в целях снабжения и укрепления колхозов.
Долгие десятилетия такое разграничение деятельности потребительской кооперации и государственной торговли подавалось как свидетельство заботы партии и правительства об улучшении торгового обслуживания в городе и на селе. На самом деле, упразднение городской кооперации не дало выигрыша пайщикам, которые потеряли свои средства. Сосредотачивая деятельность Центросоюза на селе, власть ясно представляла себе тот выигрыш, который давала эта организованная система и послушный им хозяйственный аппарат. Власть освобождалась от лишних обязанностей, могла регулировать и контролировать процесс снабжения села товарной продукцией. А заготовки потребительской кооперации, заменившие в деревне сбытовую кооперацию, вместе с колхозами обеспечивали гарантированное и дешевое поступление сельскохозяйственной продукции и сырья в государственные фонды. Для тоталитарного государства сосредоточение советской кооперации на селе имело оправдание, а ее деятельность окончательно завершила охват сельского населения псевдокооперативными формами хозяйства. Советское кооперативное строительство целиком заменило свободное кооперативное движение, а потребительская кооперация превратилась в малоподвижную систему, обслуживающую интересы разрастающегося аппарата, а не создавшего и содержащего его населения.
В послевоенные десятилетия советская потребительская кооперация представляла собой громадную систему, имевшую десятки тысяч низовых организаций с десятками миллионов членов, но обрастала чрезмерной бюрократией, а вся ее деятельность до последних мелочей и деталей нормировалась и регламентировалась часто совершенно нелепыми планами и предписаниями властей. Эта колоссальная система не могла служить полному удовлетворению нужд миллионов своих членов и их семейств, но должна была «по призванию» работать на советское государство. Она не могла свободно выбирать своих руководителей, которые назначались и смещались против ее воли, и не по признакам хозяйственной пригодности, а по чуждым ей партийным признакам и оценкам. Ни судьба, ни личные и имущественные права ее членов и служащих, ни ее собственные имущественные права были ничем не обеспечены, а могли грубейшим образом нарушаться по неограниченному произволу властей. Могла ли кооперация, поставленная в такие условия, нормально и успешно работать? В этом и состоит общая и основная причина дефективности советской кооперации. Именно это изуродовало громадную кооперацию России, народ которой издавна показал исключительную способность создавать и поддерживать здоровое и мощное кооперативное движение. Ту народную кооперацию превратили за годы советской власти в пародию подлинной кооперации. Поэтому и неудивительно, что эта принудительная кооперация не могла работать нормально.
Таким образом, профессор А.Д.Билимович показывает, что и в этой своей роли потребительская кооперация должна была служить не сельскому населению, как таковому, а политическим целям коммунистической партии. Недаром Сталин в речи на конференции аграрников-марксистов 27 декабря 1929 года со свойственным ему цинизмом заявил: «Нам нужна не всякая связь между городом и деревней. Нам нужна такая связь, которая обеспечит победу социализма. И если мы придерживаемся нэпа, то потому, что он служит делу социализма. А когда он перестанет служить делу социализма, мы его отбросим к черту». (Вопросы ленинизма Изд 11, Огиз, 1939, с 293-294). С такой же откровенностью и в послевоенный период говорилось об использовании советской властью кооперации для борьбы трудящихся СССР за завершение построения социалистического общества, предназначении кооперации в борьбе за переход от социализма к коммунизму. В конце 50-х власть также просто ликвидировала промысловую кооперацию под предлогом обобществления производства, создания единой народной собственности и построения коммунизма.
А.Д. Билимович обращает внимание на то, что лишь во время войны, когда продовольственный вопрос в городах особенно обострился, на время была вновь разрешена в городах и промышленных центрах кооперативная торговля сельскохозяйственной продукцией, которую потребительские общества закупали в деревне. По его мнению, после войны новое обострение продовольственной нужды опять заставит советских правителей обратить больше внимания на сельскую потребительскую кооперацию. Эти прогнозы неоднократно сбывались.
Еще на одну сферу использования кооперации обращает внимание А.Д. Билимович. В первые годы установления советской властью торговых отношений с капиталистическими странами советское правительство еще не было юридически признано союзными западными государствами. Из-за введения большевиками государственной монополии внешней торговли, эти государства не могли вести торговлю непосредственно с советскими торговыми органами. Вот тогда на помощь призвали кооперацию, и торговля началась через Центросоюз, как «свободную», независимую от государства кооперативную организацию. Западные государства, конечно, прекрасно знали, что представляла собой советская кооперация, но они сознательно закрывали глаза, горя желанием торговать с советской Россией. Однако позже, когда советская власть была признана западными странами, дальнейшая кооперативная маскировка стала ненужной и эти страны начали непосредственно торговать с Советским Союзом. Советская власть и в области внешней торговли отодвинула кооперацию на задний план, возлагая на нее лишь работу по заготовке экспортируемых товаров.
А.Д. Билимович отмечает, что большевики воспользовались маской кооперации и для коллективизации сельского хозяйства. Не решаясь открыто экспроприировать крестьянские хозяйства и превратить их в совхозы, большевики придали захваченным ими и коллективным крестьянским хозяйствам внешнюю форму кооперативов в виде «колхозов», которые назывались «артелями». Но артель – это свободное объединение, возникающее по воле вступающих в них лиц, имеющих вместе с тем право свободного выхода из объединения, а кроме того, свободного распоряжения своим имуществом и свободного ведение своего промысла. Между тем, советские колхозы были лишены всех выше указанных существенных признаков артели и вообще кооперации.
Ученый указывает на то, что такие коллективные хозяйства возникли в СССР и возникают в других захваченных коммунистами странах не по свободному желанию самих крестьян, а вопреки их желанию при помощи грубого принуждения и террора власти. Никакой свободы распоряжения имуществом у них нет, как нет и свободы в ведении своего производства. Выборное начало существует лишь на бумаге, в действительности все руководители колхозов, еще в большей степени, чем руководители других видов советской кооперации, назначаются и смещаются государственными и партийными властями. Вся жизнь и деятельность колхозов вплоть до мельчайших деталей диктаторски предписывается и регламентируется. В результате всего этого колхозник, если не считать его полусвободного индивидуального хозяйства на приусадебном клочке земли, является не свободным артельщиком, а прикрепленным к колхозу советским крепостным, несущим колхозную барщину и получающим за это произвольно отмериваемую ему часть продуктов колхоза, опять таки произвольно рассчитываемую по трудодням. В виду всего этого профессор А.Д. Билимович в своих работах о кооперации вовсе не рассматривает колхозы.
При этом он считал уместным сделать следующее пояснение к вопросу о кооперации и колхозах. Идея коллективизации сельского хозяйства, хотя и не тем способом, каким она была осуществлена при Сталине, принадлежала Ленину, который представлял себе эту кооперацию, как переход от «низших» форм сельского хозяйства (сбыто-снабженческая) к «высшей» форме ее (производственных кооперативов). Отрицательно относясь вообще к кооперации, он в годы нэпа именно в ней видел единственный способ перевода крестьян на «социалистический путь развития». Именно за эту идею, получившую название «кооперативный план Ленина», Сталин назвал ленинскую статью «О кооперации» вместе со статьей «О нашей революции» «политическим завещанием Ленина, когда вознамерился внедрять в сельское хозяйство колхозы.
Однако А.Д. Билимович видел, что уже в этом ленинском кооперативным плане содержалось коренное извращение природы и роли сельскохозяйственной кооперации, так как нормальная сельскохозяйственная кооперация, обслуживающая снабжение, сбытовые, кредитные и прочие нужды крестьянского хозяйства, вовсе не означает перехода к социализму и не ведет к нему. Она не только не имеет тенденции уничтожать индивидуальные крестьянские хозяйства, но, наоборот, крепит и охраняет их. С другой стороны, коллективизация хозяйства в виде производственных кооперативов вовсе не соответствует желанию и стремлениям крестьянства и может быть проведена только насильственным путем, то есть путем диаметрально противоположным кооперативному пути.
А.Д. Билимович заметил, что все же Ленин при всей своей склонности к диктаторскому властвованию и управлению при помощи террора не представлял себе того, как после его смерти поведет внедрение «производственных» кооперативов Сталин, которому после ликвидации Н.И. Бухарина и А.И. Рыкова никто уже не посмел повторить, что введенный им колхозный строй есть что угодно, но только не кооперация. И Сталин очень немного не дожил до того, чтобы увидеть, как его ближайшие сотрудники по сумасшедшей коллективизации вынуждены были немедленно после его смерти искать выхода из тупика, в который колхозный строй завел сельское хозяйство Европейской России и в «поднятых целинах» Средней Азии.
А.Д. Билимовч полагал, что сталинская коллективизация сельского хозяйства проводилась не столько по идеологическим мотивам, сколько по очень прозаическим и очень жестоким практическим соображениям. Ленин отнимал хлеб у отдельных крестьянских хозяйств, и это было очень трудно, а помещичьего и «кулацкого» хлеба с его высоким процентом товарности больше не было. Сталин решил заменить исчезнувший старый товарный хлеб новым «высокотоварным» совхозным и колхозным хлебом, руководствуясь тем, что отнимать хлеб у 200 тыс., а после укрупнения у 100 тыс. колхозов много легче, чем у 20 млн отдельных крестьянских дворов.
Но, и этого мало, отмечает А.Д. Билимович. Вся сельская кооперация была при этом привлечена к содействию коллективизации сельского хозяйства. О подчиненной и служебной роли кооперации при создании и «процветании» колхозного строя говорится даже в примерном уставе потребительских обществ, утвержденном постановлением Совета Народных Комиссаров и ЦК ВКП (б) 1939 г.
Таким образом, А.Д. Билимович показал, что советская власть сохранила видимость кооперации в потребительских обществах, промысловых и иных кооперативах, но превратила их в организации, не имеющие ничего общего с настоящей кооперацией, которые полностью подчинены государству и партии. Этой ложной кооперацией власть широко пользовалась для своих целей. Он утверждал, что большевики, вынужденные продовольственными и другими трудностями опираться на кооперацию, и особенно рассчитывать на нее в развитии товарообмена между городом и деревней, все время относятся все же к кооперации как к пасынку. Родной они считают собственную государственную торговлю, поэтому ею они стараются заменить кооперативную торговлю везде, где это им удается без резкого ущерба для достижения своих целей.
Одновременно большевики пользовались кооперацией в области мелкой обрабатывающей промышленности, работающей главным образом на местном сырье. По словам А.Д. Билимовича, они терпят эту производственную (промысловую) кооперацию, хотя и считают ее низшей формой по сравнению с национализированной государственной промышленностью. Они терпят эту промысловую кооперацию в тех отраслях, которые пока не смогла захватить государственная фабрика, и рассчитывают, что она поможет им заполнить вопиющие пробелы в производстве предметов широкого назначения, и вместе с тем убьет оставшиеся еще самостоятельные частные ремесленные и кустарные предприятия. Во времена правления Н.С. Хрущева этот вид кооперации был волюнтаристски ликвидирован.
Наконец, советское правительство широко использовало кооперацию во время второй мировой войны и заставило ее работать почти исключительно для удовлетворения нужд армии и для снабжения военной промышленности сырьем. Советская кооперация тогда могла лишь в незначительной мере заполнять различными потребительскими благами дыры, зиявшие в государственном снабжении населения.
Таково положение сельской кооперации, последовательно вытекающее из принципиально отрицательного отношения большевиков, подчинивших свободное кооперативное движение. Общественная организация, созданная силами народа «снизу» оказалась в подневольном положении, она зависела от государства и партии во всех видах и сторонах своей деятельности, подчинялась самому мелочному, придирчивому и произвольному контролю власти. Ее держали на положении какого-то существа низшего сорта, которое терпели и не ликвидировали окончательно только потому, что оно еще не сделало всего нужного для коммунистической власти. В годы нужды, кооперации давали больше свободы, чтобы она помогла власти победить затруднения, когда же положение становится немного легче, потребность в ней на время исчезала и она отодвигалась на задний план.
И еще, как подметил А.Д. Билимович, одну немаловажную функцию выполняет для советской власти ее подневольная кооперация. Она позволяет советской власти и партии переложить ответственность за все ошибки, нелепости и преступления советских органов на кооперацию, а через нее - на все население. Поэтому советская власть так охотно разрешает и даже поощряет устные и письменные нападки на кооперацию и перечисление недостатков. Эти недостатки, конечно, существуют, и даже в большей мере, чем на них указывается. Но, во-первых, - А.Д. Билимович,- не во всем виновата кооперация. Так, если в кооперативных лавках нет самых необходимых товаров, советская власть объясняет это не тем, что все пятилетки менее всего думали о развитии производства предметов широкого потребления, а тем, что хотя «товаров и продовольствия было немало», они «не доходили до потребителя, а продолжали гулять в бюрократических закоулках так называемой товаропроводящей сети той же кооперации» (статья «Вопросы ленинизма», изд.11, с.461). А во-вторых, если советская кооперация работает из рук вон плохо, то не виновата ли в этом сама советская власть, лишившая кооперацию всякой свободы и, вопреки воли пайщиков, самостоятельно выбирающая руководителей кооперативов не по признаку их годности для кооперативной работы, а по признаку желательности их для партии?
Со времени издания работ А.Д. Билимовича прошло полвека… Сошли со сцены истории многие виды кооперации: промысловая, кредитная, сельскохозяйственная (сбыто-снабженческая), кооперативное страхование и т.д. В последние годы предпринимаются серьезные попытки возрождения этих видов кооперации, но происходит это с большим трудом. В то же время сохранялась система Центросоюза, претендующая на лидирующую роль в кооперативной среде страны. Однако общепринятые международные кооперативные принципы в этой системе, если и применяются, то формально, имеют внешние признаки использования, а по существу повсеместно и целиком они нарушены, что привело к полному перерождению кооперативной системы. Помимо громоздкого торгового ведомства Центросоюза, в стране работает отделившийся от него Московский союз, действующий в Московском регионе, другие организации, представляющие собой кооперативные суррогаты.
Российская потребительская кооперация имеет характер обязательной экономической структуры, что связано не только с внешним вмешательством в ее централизованное управление, но и связывает ее энергию и задает неправильное направление. Само членство в кооперативе вынужденное, принудительное. Оно проявляется, например, тогда, когда в условиях дефицита конкуренции у потребителя нет свободы выбора, и он вынужден прибегать к услугам кооператива, действующего в своей области давно в качестве монополиста, которому быть таковым помогают к тому же власти. Потребители в такой ситуации находятся в полной зависимости и подчиненности от таких предприятий в вопросах снабжения товарами, экономически бессильны предъявлять свои условия и влиять на коренное положение дел.
Система Центросоюза, обязанная сталинской «октябрьской революции в деревне» функционировать уже 70 лет, сегодня не имеет административных ограничений функционировать в городах. Но в отличие от потребительской кооперации, действующей в развитых странах почти целиком в городах, система Центросоюза упорно держится за село, потерпев в конкурентной борьбе последнего десятилетия полное фиаско в городах, где население стало иметь альтернативы выбора адреса при покупке товаров. Для сельских жителей продолжает существовать особая форма обязательной кооперации: прямого давления на отдельные личности с целью принуждения вступить в кооператив не оказывается, но без вступления в него, люди совершенно не в состоянии обеспечить себя необходимыми жизненными благами. Более того, селяне попадают в кабалу, поскольку товары им предоставляют в долг продавцы магазинов.
В России можно видеть как кооператоры сплошь и рядом ведут торговлю для получения прибыли от продажи сторонним покупателям, а вовсе не своим членам. Закупая по одним ценам, продавая по другим, нанимая работников для производства или услуг, они в любом случае наверняка получают реальную прибыль.
Российской потребительской кооперации, как наследнице советской кооперации, продолжающей существовать как командно-административная система, демократический членский контроль не ведом. Происходит это в первую очередь из-за утраченного чувства хозяина при коллективной форме собственности. Нивелированная доля отдельного собственника стала мощным демотиватором хозяйственной деятельности. Кооперативная собственность стала деперсонифицирована, за нее никто персонально не несет ответственности. Члены-пайщики реально не участвуют в решении важнейших проблем своего кооператива. Их численность резко сократилась в последние годы и они даже не понимают, что от их лица функционируют так называемые «кооператоры», то есть руководители, служащие и работники. Но и руководители кооперативных организаций не выступают собственниками, они назначаются более высокими руководителями системы, являются наемными высокооплачиваемыми работниками, которые несут за результаты своей деятельности не экономическую, а своего рода политическую ответственность перед вышестоящим начальством.
Формально существует возможная конструктивная критика «снизу», со стороны членов по отношению к правлениям вышестоящих организаций, но в реальности импульсы такой критики затухают по мере их продвижения вверх по властной вертикали. Отсюда полное разочарование, чувство бессилия, безразличие, апатия, слабая посещаемость собраний и пр. Члены по уставу обладают соответствующими правами, но их интерес и реальная решаемость их злободневных проблем зачастую отсутствует. В процедурах выборов члены являются статистами и голосуют за тех, кого заранее определяет вышестоящее руководство.
Успешная и эффективная деятельность каждого предприятия должна сопровождаться прибылью, оставшуюся часть которой в кооперативной организации возможно распределять по двум важнейшим каналам: на цели развития организации и на выплаты членам дивидендов пропорционально их хозяйственным операциям с данной организацией. Экономическое участие членов должно обуславливаться определенными выгодами, которые дает им это участие по сравнению с другими хозяйственными формами. Подобный кооперативный механизм в современной российской кооперации совершенно отсутствует. Гражданский кодекс России разделяет кооперацию на производственную и потребительскую. Последняя, осуществляя торговую и иную хозяйственную деятельность, с 1997г. определяется законом как некоммерческая и неприбыльная организация. Она получает прибыль от хозяйственной деятельности, доходы от рентных платежей и от аренды, используя различные льготы и привилегии, стараясь воздействовать на государственную власть и власти различных уровней в целях получения от них финансовой и иной помощи. Умело скрывая доходы в создаваемых ею фондах, зарабатывая во многом от операций с нечленами (сторонними потребителями) эти хозяйства распределяют прибыль в соответствии с решениями вышестоящих руководителей, что создает возможность для расцвета коррупции и личного обогащения.
Российская кооперация не соблюдает политической нейтральности, она целиком держится на прямой поддержке государства и правящих кругов власти. Их идеология, как и во времена советской власти, совпадает дословно с первоочередными задачами государства. Сегодня это «социальная миссия кооперации» – «борьба с бедностью и бездуховностью», то есть «борьба» с теми явлениями, которые за долгие десятилетия создавала сама командно-административная система. Видимо, представители государственной власти находят необходимым использовать такую кооперацию, как крупную организованную командно-административную силу, в соответствии с определенными государственными задачами на селе. Государство издало закон, регулирующий деятельность этой кооперативной системы, позволяющий сохранять эту нерыночную хозяйственную структуру, беречь ее от конкуренции. Такая помощь делает организации системы безжизненными и вялыми, так как теряются собственные импульсы и энергия. Эти организации – удачный фасад для авторитарной власти их руководящих работников и важный источник для личного обогащения и эксплуатации задействованных в их структурах материальных, финансовых и интеллектуальных ресурсов.
Таким образом, современная кооперативная система представлена в подавляющей своей части нерентабельными и неэффективными организациями и предприятиями. От былого могущества советского Центросоюза осталась ничтожная доля 1-2 процента в товарообороте всех форм собственности (во второй половине ХХ века – до 30%). Его торговля строится почти целиком на продаже продовольствия, пятую часть которого составляет алкогольная продукция (в первые послевоенные годы – более 50%). Материально-техническая база резко сократилась, оборудование предельно изношено, приток инвестиций ничтожен.
Эта командно-административная система, сохранившаяся с советских времен, не обладает способностью выдерживать конкуренцию. Прикрывшись юридическим щитом некоммерческой и неприбыльной организации, система упорно держится за село, которое своему беспросветному нынешнему положению во многом обязано именно командно-административным действиям. Нет ничего похожего на потребительское кооперативное движение, так как по своей сути в этой системе кооперативы не управляются членами, в них отсутствует самодеятельность ведения дел и самоуправление самих членов. Кооперация выродилась в корпорацию, а политика властей позволяет существовать ей нерыночным институтом за счет многомиллиардных средств налогоплательщиков.
В России до 1997 года было разрешено подавляющую часть паев приобретать управленческому персоналу, служащим и работникам кооперативных организаций, что позволило десяткам тысяч функционеров от кооперации владеть этими паями. Именно в интересах подобных кооператоров функционирует существующая собственность Центросоюза, а другая ее часть стала «выделом» для тех, кто поспешил покинуть доверенную им систему вместе с собственностью, отошедшей им на началах акционирования, приватизации, простых криминальных приемов.
От подобной системы зависит благосостояние миллионов малообеспеченных потребителей (по некоторым оценкам, до четверти населения страны). Но бюрократии удается отстаивать систему, поскольку так удобнее имитировать заботу о благе общества и уходить от его контроля.
После всего сказанного становится очевидным прогноз русского профессора А.Д. Билимовича, который отдавал себе ясный отчет в том, при каких условиях кооперация может развиваться в освобожденной России. Говоря о роли кооперации в своей работе «Экономический строй освобожденной России» (Мюнхен, 1960) профессор А.Д. Билимович писал: «Советская власть сохранила видимость кооперации в колхозных «артелях», потребительской кооперации и промысловых кооперативах, но превратила их в организации, не имеющие ничего общего с настоящей кооперацией, а полностью подчиненные государству и партии. Этой ложной кооперацией власть широко пользуется для своих целей. Вместе с тем, большевики тотчас после захвата власти уничтожили пышно расцветшую до них и сказочно быстро росшую подлинную кооперацию России. Эта кооперация была продуктом массового народного движения в городах и особенно в деревне. Она не была насильственно навязана. Наоборот, ее рост был результатом глубоких изменений в экономической и социальной жизни России перед войной 1914 г., особенно после 1905 г. Даже в первое время после февральского переворота 1917 г. она продолжала усиленно развиваться и несла населению экстренную экономическую помощь среди начавшейся разрухи, хотя и страдала уже от инфляции, отсутствия товаров и общего хаоса в стране.
Это проливает свет на роль кооперации в будущей освобожденной России. Первые годы после смены коммунистической власти будут, по всей вероятности, сопровождаться трудностями переходного времени. Государственные предприятия будут сначала в какой-то степени дезорганизованы, частная же деятельность не сможет наладиться сразу. Кооперации придется снова нести населению «скорую помощь». Вначале препятствием для ее работы явится то, что ложная советская кооперация сильно подорвала у населения доверие к кооперации и во многих случаях сделала ее одиозной. Но очень скоро население очистит кооперацию от лиц, ставших особенно ненавистными ему, а остальной персонал при участии самого населения, в состоянии будет сравнительно быстро наладить работу новой кооперации. Кооперация, наверное, раньше и легче других секторов русского народного хозяйства сможет перейти на рельсы свободной хозяйственной деятельности. При отсутствии же частных капиталов и трудности получения кредитов для частных лиц, кооперация может оказаться тем каналом, по которому сможет притекать иностранный капитал в форме, наиболее благоприятной для интересов народного хозяйства. Все это заставляет думать, что кооперация будет одним из существенных факторов хозяйственного возрождения России. В настоящее время нельзя сказать, какое конкретное соотношение сложится между государственным (обобществленным), кооперативным и частным хозяйственными секторами в новой России и каково будет дальнейшее изменение этого соотношения. Это будет зависеть от множества будущих условий, которые пока нельзя предусмотреть.
Но все же можно со значительной степенью вероятности сказать, что кооперативный сектор будет играть настолько крупную роль, что смешанное многосекторное народное хозяйство будущей России станет в значительной мере кооперативным. Оно будет в значительной мере кооперативным в области кредита, начиная с низовых кредитных товариществ и восходя через их союзы к центральным кооперативным банкам в отдельных автономных частях страны, банкам типа дореволюционного Московского Народного банка, захваченного и уничтоженного большевиками в декабре 1918 г. В значительной степени будущее хозяйство будет кооперативным в области торговли, как розничной в виде потребительских обществ, кооперативных столовых и ресторанов, так и оптовой, внутренней и внешней, ведущейся союзами потребительских и иных кооперативов. Но оно может оказаться отчасти кооперативным и в области не только мелкой кустарной и ремесленной, но и средней, а в некоторых случаях даже более крупной промышленности. Правда, в последней, вероятно, лишь в виде исключения. При этом мелкие и средние предприятия могут быть основаны отдельными низовыми кооперативами, как это и сейчас имеет место в советской промысловой кооперации. Более же крупные предприятия могут основываться кооперативными союзами, получая для этого необходимый кредит от кредитной кооперации. Конечно, на пути создания более крупных кооперативных предприятий всегда стоит очень много трудностей. Но разочарование в государственном хозяйстве и подозрительное отношение к возникновению частных промышленных предприятий могут усилить создание кооперативных предприятий. Такое движение наблюдается в настоящее время, например, во Франции и других западно-европейских странах в виде основания промышленных «трудовых сообществ». (А.Д. Билимович. Экономический строй освобожденной России.М.: Наука, 2006. С. 144-145).
В наше время трудно давать оптимистическую оценку крупномасштабной роли кооперации, поскольку кооперативное движение в России развито слабо, а его перспективы просматриваются с трудом и все, что было связано с дореволюционным кооперативным движением до такой степени уничтожено, что никаких следов почти не найти.
И все же сохраняется потребность в подлинной кооперации, что может быть реализовано при обязательном условии понимания властью реальной роли кооперативного движения, предоставления истинной кооперации, а не ее карикатурным формам, возможностей развиваться в социально-экономической жизни России (мелкий бизнес, сельское хозяйство, сфера услуг и пр.).
В связи с этим особенно ценным представляется сохраненное в памяти и материалах русского ученого подлинное значение российской кооперативной деятельности. Взгляды А.Д. Билимовича помогают нам осмыслить сущность кооперации, возвращают нас к преемственности с исторической Россией, порывают с идентичностью советской кооперации, ориентируя кооперативное движение на рыночный тип развития. Кооперация рыночного типа предстает перед нами в виде добровольно созданных предпринимательских организаций, находящихся в собственности и управлении людьми, которые пользуются их услугами и распределяют результаты своей кооперативной деятельности между собой по строго определенным принципам, поддерживающим оптимальный баланс экономической эффективности и социальной справедливости.